…Человеческое бытие расценивается здесь как quaestio juris, но не quaestio facti (вопрос права, но не вопрос факта)…Человеческое здесь (в книге) состоит в том, что о нем можно судить лишь исходя из определенных желаний. Невозможно сказать, кто или что такое человек, вообще, люди. Можно говорить только о том, кем он должен быть. Говоря другими словами, человек – это вещь с субъектом. Субъективность - это то, какие объективные высказывания задерживаются или по меньшей мере ограничиваются так, что не видно этому конца. Можно конечно же утверждать, что кто-то является нерадивым. Но как хотелось бы замерить эти старания, которые произвел тот, чтобы преодолеть свою лень. Всегда следует признавать, что лень существует также в преодолении своей лени. Можно измерить леность по отношению к другой лености, но для этого не существует никакого измерительного прибора. И дело здесь обстоит по-другому, потому как нет никакого единого измерения лени, как это происходит при замерах тела.
Итак, человек утверждает право на существование, ему следует судить по желаниям, как ему должно быть, и его субъективность непостижима… Наибольшее впечатление на меня производит то, что различные люди чрезвычайно различны при всей их анатомической схожести…
Теперь здесь, между различием людей и разладом людей, следует предположить близкую связь, так, как если бы разлад, сора, борьба, война, убийство происходят как-то из различия. Так что интерес к сущности этого различия неизбежен…Медицинская антропология должна эти правовые, политические или этические стороны человека включать в себя, хотя бы подготовительно, хорошо, насколько это возможно пояснить, хочет ли она представлять медицинское в человеке человеческим…
Введение субъекта в патологию и медицину свидетельствует, что каждый человек также здесь должен считаться как моральное существо. И если мы обратимся к предшественникам и образцам, тогда всплывают все имена и работы, которые пытались изобразить картину человека. За последние столетия – это к примеру Грациан, Монтень, Бэкон, Паскаль , Томас Сиденхем, Галлер, Вирхов или Кох. .. Мораль сейчас критикуется биологически и физически… Под выражением «мораль» имеется в виду, никакой предмет и никакая вещь, а только лишь что-то человеческое, человеческое в человеке.
Представление, что большинство из нас людей большую часть времени своей жизни здоровы и что мы то тут, то там изредка заболеваем – это представление, к сожалению, совершенно не соответствующее. Оно также неверно, как и неверно было бы полагать, что основная часть общественной и политической жизни безукоризненно разыгрывается морально и юридически и только иногда происходит несправедливость, которая затем снова в большем количестве случаев будет замечена, подхвачена и покарана. Однако это также не верная картина. Сумма беспрерывно произведенной несправедливости совершенно ужасающа и большая часть из этого остается не исправлена и безнаказанна. Также эта сумма увеличивается далее, потом что безнаказанная несправедливость во временном отдалении не становится меньшей несправедливостью. Таким образом, так называемая нормальная жизнь, которая как раз в действительности проходит не здоровая и которая из определенного соображения так называется, в этом ее особенность. Какое тело было бы без труда создано? Какая конституция могла бы быть настолько иммунная к микробам бесчисленных инфекций? Какая семья свободна от наследственной поломки? Какая биография не затронута ощутимым заболеванием? Какая душевная жизнь свободна от невроза, патологических состояний или влечений?..
Болезнь или нездоровье - это также возможно большая часть нашей жизни и в любом случае намного большая часть чем та, которую замечают и признают. Это только наша усеченная чувствительность, которая не позволяет замечать тучный живот, плохой зуб, недовольное настроение, которые принадлежат уже к отклонениям, которые только градусом отличаются от больших заболеваний. Ипохондрик преувеличивает, он не верно проконсультирован о своем существовании и причинах своего страдания. Но он прав в том, что он себя критикует. Если бы наше чувство прекрасного, наш моральный инстинкт были бы настолько остры, как должны были бы быть, лишь только бы тогда мы могли бы замечать чужие и собственные недостатки. Как это было бы необходимо. И наоборот: У нас есть много возможностей понимать ужасное и несправедливое как патологическое. У нас нет никакого предписания в том, где бы мы тем самым должны были бы сделать остановку…
Человек понимает нездоровое существование лучше всего тогда, когда представляет всю жизнь как беспрерывную борьбу с болезнью. Часы, проведенные в здоровье, являются продолжением войны другими средствами. Если бы кто-то обладал разумным органом, который служил бы только специально для нездоровья, который был бы постоянно наготове и освещал подобно внутреннему глазу, тот бы легче всего определил бы это неизменное возникновение здоровья из защит болезни. Кто себя полностью считает здоровым, тот лишь слеп к патологическому. Невозможно болезнь производить из здоровья, но можно пытаться сопровождать возникновение здоровья из нездоровья. Видно, что это является оптимистическим представлением, так как оно ведет от плохого к хорошему, не наоборот. Разумеется, следует начинать с плохого и этого не хочет никто…
Главная трудность полегает в том, чтобы позволить себя обучать. Человек не должен обучать природу, но позволить себе учиться у нее. Но как? Любое дурное настроение, апатическое состояние, бессонные ночи могут означать, что мое тело сопротивляется моим желаниям, что оно хотело бы побудить меня к другим желаниям или к другому пути. По-видимому, я должен изменить свои мысли либо мои действия заменить другими. Тогда, правда, я часто не знаю, право ли тело, так как оно могло бы и заблуждаться или благодаря мне самому сбито с толку. Этот спор следует вынести, часто нужно переждать и выстоять кризис, затем какое-то время снова легче.
Большая помеха при этом – это вросшие корнями привычки. Это привычки думать и представлять, даже привычка чувствовать. Но чувства ведь могут вводить в заблуждение. Фальшивые чувства намного легче, чем плохо себя чувствовать. В представлениях и мыслях заблуждение может быть полным…
Под непривлекательностью тела (нутра) я понимаю ближе всего такие ощущения как боль, слабость, головокружение, тошнота. Также страх, напряженность, капризы - это то, что доносится до нас из тела. Затем также имеются явления, которые приходят не только в качестве непривлекательных, но также доброжелательные. К ним относится сон, дыхание, голод, жажда, половое влечение, принятие еды, выведение кала и мочи, пот, пьянство, мечтания, печаль. Во всем этом имеется форма удовольствия и форма неудовольствия, хотя и происходят они из тела. Мы будем по-настоящему обучены, если мы спросим, что они собственно означают. Как они могут быть объяснены. Кто то сказал, что все мысли – это лишь предотвращенные действия. Это говорит только о том, что следовало бы думать и понимать действия тела…
Мы предполагаем логику, математику, рациональную ясность как условие каждого возможного опыта – это заблуждение, на которое попадается Кант. Также логическое возникает лишь с и в опыте состояния страдания. С другой стороны, состояние страдания не должно означать только неудовольствие. Это также было бы сужением. Только лишь пессимист исключал бы радость, счастье, удовольствие и сладострастие. Источник нашего опыта возникает в темноте и земных мучениях, но также и на высоте гор и из блеска озер. Страдающим мы называем состояние человека в сравнении с природой только к самому себе. Это важный пункт…
Боль или страх теперь настаивают на нашей мыслительной работе. Непривлекательность поворачивает нас к проблеме. Это почти вид самобытного явления. Как это возможно? Точное и заботливое наблюдение, никакая объясняющая теория не может дать разъяснение. И затем здесь появляется неожиданность, но также и впечатление подтверждения, необходимость; видится понимание, но также и сомнение; также видим побег, защиту или атаку. В каждом случае: начало совершенно новой череды событий, ощущений, мыслей и намерений. Так боль, также как и страх, которые затем руководят походами к врачу, являются отправной точкой целой вязанки новых развитий, которую ни один человек не мог бы изобразить образным единством. Боль и страх являются теперь двумя частыми поводами для похода к врачу. Имеется также и другое количество поводов и очень часто эта мотивация менее наивна и курс более непрямой. Идет речь о том, что боль и страх не являются доказательством заболевания. Они могут быть следствием заболевания – по меньшей мере это общее мнение. Также в норме может быть и то, и другое. Это может быть также и доказательством нормы…
Медицина нашего времени в соответствии с господствующим представлением – примененная наука. Применение науки. Но можно ли объективную науку вообще применять? В понятии - применение науки – лежит необъяснимое противоречие или по меньшей мере трудность, если идет речь об объективной науке…
Как было бы, если бы кто-то пришел и сказал: Я демократ и конечно же я не научный врач? Это означает, что его научность с его мировоззрением образует неразрешимое единство. Также теряется здесь его научная уверенность. Его не могут больше охранять ни его наука, ни его мировоззрение и здесь мы говорим от его внутренней, душевной характерной уверенности – и тут он должен начинать по-новому, не только без мировоззрения, но также и без науки. И наша тема, теперь - это ненаучный врач или, намного более, врачебный новичок.
К тому времени, когда понятие Бога было выведено из науки и это не допускало больше никакой опасности, с этого момента уверенность в науке незыблема, а также полное признание ее автономии… Свобода науки находится там, где имеется свобода совести…Тогда наука была бы еще более этическим, чем теоретическим благом.