СМЫСЛ.
Если смысл жизни есть смерть, то смысл смерти есть жизнь. Преувеличения, которые произошли ранее состояли в том, что одно не произносится без другого. Исторически увеличивающаяся чувствительность к убийству также не подлежит сомнению, что выразилось в отмене инквизиции, смертного наказания или направленности на отмену войны.
И поскольку эту чувствительность, как и все историческое не следует преодолевать ретроградно, из этого следует, что не только оценка жизни является новой, но также и оценка смерти является также новой. Можно это также выразить в том, что следует теперь начать, лучше различать смерть и убийство. Солидарность смерти это никакое ни тождество умирания как смерти и убийства. Мы предполагаем, что эта проблема как теоретически, так и практически решаема, в которой из необходимости умирания(смерти) не следует право на убийство. То есть, необходимость не является ни каким источником права. Необходимое (так называемая природная смерть) не может установить свободу или невиновность. Итак, смысл - это есть какое-то стремление или цель, это, однако не есть данность.
Если смысл жизни есть смерть и смысл смерти есть жизнь, тогда смысл болезни - это и то, и другое: умирание также является стремлением выжить. Невозможно вывести смысл болезни из борьбы между внутренней движущей силой жизни (влечением к жизни) и внутренней движущей силой смерти (влечением к смерти), как если бы эти движущие силы (влечения) были каким-то данным условием или существующим. Поскольку здесь речь идет о некоей направленности, то следует изложить далее об искоренении такого понятия как возможность.
Возможность
Предположение, что возможность и действительность так взаимосвязаны, что действительным является только то, что возможно, и это является основным заблуждением западного образа мышления. Гете сказал: «Я люблю того, кто желает невозможного». Когда ученые западных стран кажется логически предполагают, что только возможное может стать действительным, таким образом они уже исключают осуществление невозможного. Существовал бы долгий путь, который бы преодолевался одним прыжком вплоть до фразы, что только невозможное осуществляется. И все же уважение к парадоксу и абсурду в религиях и в антилогике есть указание на предформы этой фразы. И тем не менее, фраза подвергает опасности ученых, но не до разрушения, поскольку предполагается, что ученые настолько адаптируемы, что они после преодоления каузального принципа впитают эту фразу в себя. Тогда была бы спасена в науке эта претензия на правду, которая до сегодня существует наряду с религиозной правдой и наряду с антилогикой повседневности. То, что не рожденный ребенок, рано умерший сын или дочь является более действительным(реальным), чем то, что пережито, увидено, сделано, это не сложно понять. И здесь идет речь не только о градусе различия, но и о радикальном утверждении, что только это никогданеявленное и никогданеосуществимое действительно.
Когда подобное также появляется в нашем повседневном языке как эксцесс, то такой эксцесс распознается не только как попытка адаптации, но и как вероятное ближайшее спасение и единственная правда. Не следует себя толкать в мазохистском порыве к виселице, чтобы распознать подобную правду, которая как правда не обращает внимания на последствия. Подводя черту подойдем к утверждению, что мы сами можем осуществить невозможное, не более поддающееся решению психологическим или философским образом.
Боль
Новость, которую следует сообщить о боли, по принципу Лейбница-Фрейда, это то, что боль в следствие этого принципа относится к желаемому. Физиологически при зуде и царапании, психологически при тесном объединении боли и удовольствия, при мазохизме и садизме, в любви и ненависти не редко наблюдается то, что удовольствие появляется от боли. Правда, есть еще дальнейший путь признания удовольствия от боли в качестве первопричинного\ оригинального и разделение боли от удовольствия как вторичного вплоть до опыта, что только от боли очищенное удовольствие и боль отделенная от удовольствия производит ценность и цель. Также, однако, можно установить более раннюю дату получения удовольствия от боли, особенно у низших животных и так называемого примитивного человека. В современном мире это возвращение к доисторической эпохе или размышления о физических и бессознательных сферах будут расценены как информация в безнадежной ситуации, но не как цель и более высокая ценность. Следует понимать явления, чтобы судить их более доброжелательно, чем осуждать.
Если человек так спазматически иннервирует свои гладкие мышцы, что возникает боль, то мы хотим в будущем принять это как сигнал о нарушении чего-то, хоть и принимаем возможную гармонию.
Именно поэтому боль является факелом, который указывает на данное, но не ненужное заблуждение. Если кто-то выберет этот путь, от проницательного понимания удовольствия к боли до интуитивного слушания, подобно злому року, а не как неблагоприятной судьбе, то устранение боли остается желательным. Однако путь к этому устранению становится другим, когда понимается, что боль приветствуема. При этом следует принимать во внимание различие между зубной болью, болью раны, болью в животе, головной болью, сердечной болью и душевной болью. При этом гениальность языка удивляет, поскольку язык объединяет все слова словом боль.
Примечательно, что язвы желудка, атеросклерозы, опухоли головного мозга, биографически важные события, такие, например, как потеря в смерти близких родственников, бездетность и др. обрабатываются иногда с болью иногда без боли. Если рассмотреть подобные случаи ближе, то в основном мы придем к результату, что боль желательнее, чем безболезненность. Ни свободу от боли, ни тайну боли не следует принимать как конечную цель. Телесная боль получает свою позитивную окраску только через спекуляцию, которую идеалистически любят обругивать. Нирвана как цвет вне страдания хочет появляться серой, а не белой. Теперь здесь речь не идет больше о желаемой технике жизни, но о том, что возможно сам человек высвобождается от того, что называли правдой. Произошло своеобразное приближение изначального принципа противостояния по отношению к боли, к ее духовному отвержению. Случилось, произошло общее, совместное утверждение всех видов борьбы против боли. Это немного похоже на то, как если бы в боли проявилось зло во всех смыслах взгляда на вещи и принятия их посредством языка. Болезнь — это не судьба, но злоба. Многие также любят утверждать, что никто полностью не верит, однако это только доказывает, что собственно здоровье – это есть вера.